Когда-то кто-то говорил мне: «Если хочешь стать писателем, не пиши о себе. Пиши про других. А если можешь не писать, то и не пиши». Ну что ж, это не про меня. Я в писатели не рвался. Поэтому и про себя могу написать. Никто мне не указ. Хочу — пишу, хочу — не пишу.
И вот, было мне без малого восемь лет. И жил я уже не в Воронеже, а в городе Калининграде. Но не в том, который на Балтике, в подмосковном. Здесь, оказывается, еще до революции жил и работал всесоюзный наш староста. Токарем в паровозном депо. Или еще где. А железнодорожная станция называлась почему-то, назло Калинину, Подлипки. Ну а сейчас, в наши времена, это город Королёв. Стало быть, поддали старосте под зад. И Подлипкам дали в то же место.
Королёв, конечно, человек великий. Отец советской космонавтики. А это вам не хухры-мухры. И он тоже, как и Калинин, жил и работал здесь. Но не каким-то там токарем, а создателем и руководителем центра ракетостроения. Так что правильно дали кой-кому под зад. Хотя…может, и нет. Такие вот дела.
Ну, значит, было мне без малого восемь лет, как я уже говорил. А оказались мы здесь потому, что отца переманили, как особо ценного специалиста, в фирму Мясищева. Мясищев был тоже выдающийся конструктор. В области авиастроения. Пока в Москве достраивали дом, в который нас обещали поселить, мы временно жили в Подлипках-Калининграде. Жили в комнате коммунальной квартиры. Жили — не тужили, шею наедали. Такие вот дела.
Ну вот, учился я в первом классе. Дело было в марте. Сидим мы на уроке, пишем под диктовку учительницы разные слова, — и вдруг ни с того ни с сего громко завыла заводская труба. И тут же загудели протяжно и тревожно паровозные гудки со стороны паровозного депо. Мы хотя и загалдели, но ничего не поняли. А наша учительница, седенькая Антонина Ивановна, быстренько выбежала из класса. Как потом выяснилось, бегала она в директорскую за разъяснением.
Вскоре она вернулась, бледная, какая-то съежившаяся, вся в слезах. И сказала дрожащим голосом: «Дети, сегодня умер наш любимый вождь Иосиф Виссарионович Сталин». И зарыдала.
И все мы зарыдали, заплакали, а некоторые девчонки завизжали. И во всех классах зарыдали. И от наших рыданий и визга задребезжали оконные стекла. А заводская труба и паровозы продолжали гудеть во всю мочь. И в домах, и в магазинах плакали люди. И дворники, касимовские татары, побросав лопаты и метлы, плакали, размазывая по щекам слезы. И инвалиды войны, без рук и ног, с пробитыми головами, плакали. И всех объял ужас: все пропало, конец всему!
Мама моя рыдала, соседи вопили. Лишь папа почему-то криво ухмылялся и тихо-тихо пробормотал: «Так-так». Такие вот дела.
Я вам не надоел еще? Я ж не писатель, а так, скорей просто балабол. Ну, если есть желание, читайте дальше.
Ну так вот, мама порыдала, порыдала и решила ехать на похороны вождя. И меня с трехгодовалой сестренкой Таней надумала прихватить. Чему я был несказанно рад. И я рассказывал ребятам, что поеду на похороны Иосифа Виссарионовича. Все мне завидовали и пересказывали другим, что Чайканши (это кличка моя была такая обидная за узкий разрез глаз) поедет хоронить Сталина. Такие вот дела.
Накануне похорон мама приготовила одежки для нас с Таней, все самое лучшее. И сама причепурилась, сделала завивку. Но тут с работы из Москвы приехал папа. Посмотрел на эти дела и отправил меня с сестренкой погулять. Когда мы подмерзли и вернулись, застали маму всю в слезах, а папу злого-презлого. И мама сказала, что мы не поедем на похороны, потому что очень холодно. Я стал кричать, что совсем не холодно. А папа сказал, что я глупый мальчишка, и не мне решать. Такие вот дела.
Лишь много позже я узнал, что отец запретил эту поездку под угрозой развода с мамой.
И что он ненавидел Сталина. А мама была ярой сталинисткой. И это несмотря на то, что большая половина ее родни погибла в сталинских лагерях. Она почти до конца своих дней уверяла всех, что Сталин не знал о репрессиях. А Ягода, Ежов и Берия орудовали за его спиной. И еще я узнал, что папа спас нас от неминуемой гибели. Потому что на тех похоронах погибло много народа. В том числе и детей. Они были раздавлены обезумевшей толпой. И лишь чудом покойный вождь не забрал нас с собой на небеса.
Такие вот дела.
Цыгане
Цыгане — древний народ — арии, изгнанные с Индии, их Родины. Изгнанные за веру, темную с точки зрения верующих в Вишну. Путь их лежал через Византию, где они покрестились, кресты на шеи понавесили. Стали христианами, но особенными христианами, — цыганскими. Все библейские заповеди они приняли, но эти заповеди действовали только внутри цыганского племени. По отношении к другим народам они могли не соблюдать никаких табу. Чужих можно было и обманывать, и обворовывать. Вечные бродяги, гуляющие где хотят, не признающие границ государств, законов этих государств. Знатоки лошадей, золота и человеческих душ.
История первая
Впервые я с ними столкнулся где-то в тысяча девятьсот сорок восьмом году, когда мне не было еще и четырех лет отроду. Но, хотите верьте, хотите нет, помню этот эпизод жизни четко, как-будто вчера это было.
В квартиру постучали. Мама открыла. На пороге стояла цыганка с младенцем на руках. Попросила мою матушку воды напиться и перепеленать младенчика. Мама впустила и провела на кухню.
Цыганка напилась, перепеленала цыганенка и предложила погадать.
Нехотя, с ухмылкой, мама согласилась. Позолотила мелочью ручку цыганке. Та взяла мамину руку, развернула ладонью кверху, поглядела на линии жизни, нарисованные на ладошке, и сказала:
— Судьба у тебя нелегкая: родственники твои пострадали, многие погибли, другие живы, но счастья не обрели. С мужем ты прошла огонь войны, много чего хлебнула. Позолоти еще ручку, да не скупись, дальше расскажу.
Мама достала из фартучного кармана несколько бумажных купюр и сунула цыганке. Та продолжила, не выпуская маминой ладошки:
— Мужчина твой тебя обожает, а ты его нет. Он умный очень, но не в твоем вкусе. Ты крупных любишь, а он мелковат для тебя, хотя сама-то ты не больно крупна. Позолоти еще ручку, дальше расскажу.
Мать почему-то сильно раскраснелась и сунула еще денежек. Не выпуская маминой руки и глядя жгуче-черными глазами в мамины серые,
